«Я далека от публичной жизни»,- говорит о себе Гезине Олтманнс. И это полностью соответствует действительности, если брать за точку отсчета ее нынешнюю жизнь. Все самое сенсационное происходит в семейном кругу - в ее доме в районе Конневитц в Лейпциге. Со своим мужем она познакомилась во время революции – с еще несколькими друзьями они тогда вместе снимали квартиру.
Если начал, то иди до конца - такое поведение всегда было характерно для Гезине Олтманнс. В 1983 г. она приехала в Лейпциг. В университет на факультет биологии, которую она мечтала изучать, ее так и не приняли. Она перепробовала множество профессий, работала в «Народной солидарности», на почте, в музыкальном издательстве.

С 1987 г. она стала одной из ключевых фигур диссидентского движения, одним из тех людей, без которых не состоялась бы мирная революция. Произведенный властями обыск в оппозиционной экологической библиотеке в Берлине стал для нее сигналом к действию. Она с самого начала была не попутчицей, а настоящим лидером, непосредственно организовывавшим акции правозащитников. «Я сознательно хотела быть на виду, хотела провоцировать, прямо высказывать властям свое мнение , открыто выражать свой протест»,- вспоминает Олтманнс.

Растущее гражданское сопротивление было для Гезине Олтманнс самой сильной мотивацией. «Это давало настоящее ощущение счастья и делало нас неуязвимыми». Одним из результатов этого процесса стало то, что в 1989 г. она, к величайшему удивлению и раздражению властей, взяла назад свое поданное годом раннее заявление на выезд из ГДР. «Я чувствовала, что что-то меняется». Граница между абсурдом и реальной опасностью была порой неразличима. Абсурд – это когда во время фестиваля документального кино в 1988 г. правозащитники запустили в небо шары с названиями фильмов, не допущенных цензурой к показу, а агенты «Штази» бегали и прыгали, пытаясь поймать и проткнуть разноцветных посланцев правды. Гораздо опаснее была ситуация после демонстрации протеста 4 сентября 1989 г. Непосредственно в ярмарочный понедельник власти применить насилие не решились, зато с лихвой наверстали упущенное неделю спустя. Гезине Олтманнс повезло, ее не арестовали. «Настоящую радость надежды я испытала18 сентября. От церкви Св. Николая в первый раз убрали полицейские кордоны. Сотни людей пели «Интернационал». У меня до сих пор бегают мурашки по спине, когда я об этом вспоминаю».

То, как развивались события после 9 октября, молниеносное превращение лозунга «Народ – это мы» в «Мы единый народ» - все это шло вразрез с ее представлениями. Она также ощущала, что многолетняя революционная деятельность истощила ее силы. «Пусть теперь другие попробуют»,- сказала она себе.
Свое досье из архивов «Штази» она читать не стала, сочтя это слишком утомительным занятием. Способствовала этой потере интереса и ее работа в начале 90-х в возглавляемой Й. Гауком комиссии по изучению архивов Министерства госбезопасности бывшей ГДР. После того как однажды ночью ей приснилось, что она нашла досье на Курта Мазура, она сказала себе: «Ну, все, хватит». Сегодня для нее важны только ее дети.